Имя Эрика Хоффера, к сожалению, в Израиле знают единицы....

Имя Эрика Хоффера, к сожалению, в Израиле знают единицы, а должны знать все. О нем не пишет израильская пресса, не упоминают на телевидении и радио. Величайшая несправедливость.  Ведь это именно Эрик Хоффер, американский философ, сын немецких эмигрантов, нееврей, написал в 68-ом году:«…то, что происходит с Израилем, то ожидает и всех нас. Если же Израиль погибнет, уделом нашим станет Катастрофа…» 


Он родился  25 июля 1902 года в нью-йоркском Бронксе. В семилетнем возрасте, после смерти матери, ослеп без всяких видимых причин, и восемь лет находился в полной тьме.  Когда мальчику исполнилось 15 лет, случилось чудо – вернулось зрение. Врачи, находящиеся в шоке от такого «прозрения», предупредили, что в любую минуту слепота может вернуться, и парень схватился за книги, чтобы вместить в себя как можно больше, на случай, если  вновь наступит темнота. В этом же году заболел отец, и семья начала стремительно нищать. Мальчику пришлось найти работу, чтобы они с отцом не умерли с голоду. Большого выбора не было: пятнадцатилетний парень без начального образования мог рассчитывать только на самую грязную и низкооплачиваемую работу: грузчик в порту, посудомойщик в кафе и ресторанах, дровосек, железнодорожный разнорабочий. Он  так никогда и не получил формального образования. И впоследствии он не провел ни одного дня в школе или в университете. Все знания  добыл самостоятельно, из книг, которые постоянно носил с собой. Когда ему исполнилось 18, отец умер.
«После смерти отца, — вспоминал Хоффер, — я понял, что мне придется заботиться о себе самому. Я уже определенно знал несколько вещей: во-первых, что не хочу работать на фабрике; во-вторых, что не вынесу зависимости от благосклонности какого-нибудь начальства; в-третьих, что всегда буду бедным…». В Калифорнии быть бедным легче, чем в Нью-Йорке, туда он и отправился.  Так и перебивался 20 лет, не расставаясь с книгами и  записывая  свои мысли.
Началась Вторая мировая. В армию, его, конечно, не взяли. Он вступил в союз портовых грузчиков, и проработал в порту  до 1967 года. Даже после того, как в 51-ом вышла его первая книга «Истинноверующий», он продолжал работать на тяжелой физической работе.
Книга произвела впечатление, она резко отличалась от привычных научных работ.  Оригинальная,  полная чеканных, ярких и удивительно лаконичных мыслей о природе власти, общественных движений и внутренней жизни людей. Совершенно не похожая на привычные академические издания. Работа, ставшая в США классической, к сожалению, до сих пор не имеет должного резонанса на европейском континенте. Думается, что одна из  причин этого недостаточного внимания —  то, о чем мы говорили выше —  в отличие от Фрейда,  Вебера, Ортеги, Юнга и других, также сделавших предметом своего анализа природу массового сознания и  поведения,  существенно повлиявших на умы и настроения  XX века,  Хоффер не воспринимается академически. Да и сама фигура философа — портовый грузчик, батрак, бродяга…
Вот несколько выдержек из книги. Оцените.
Недовольство сильнее всего, пожалуй, тогда, когда страдания терпимы; т. е. когда условия жизни улучшаются настолько, что человеку начинает казаться возможным полное благополучие. Несправедливость чувствуется острее в момент, когда кажется, что справедливость вот-вот восторжествует.
Интенсивность недовольства обратно пропорциональна расстоянию до желанной цели.
Наша неудовлетворенность сильнее тогда, когда мы многое имеем и хотим иметь еще больше, чем когда мы ничего не имеем и хотим немногого. Мы меньше недовольны, когда нам не хватает многого, чем когда нам не хватает чего-нибудь одного.
Смутьяны в рабском обществе — это или недавно порабощенные, или освобожденные рабы. Непривычная свобода для только что освобожденного раба — корень его недовольства.
Свобода усиливает чувство неудовлетворенности так же, как и ослабляет его. При свободе передвижения неудача выбора полностью ложится на плечи отдельной личности. Свобода предоставляет больше вариантов действия, но тем самым ведет к большему числу ошибок и к большей неудовлетворенности.
Ну и как же без евреев? Без евреев нельзя. Смотрите, что говорит Эрик Хоффер о нас. Прошу не забывать, что написано это было в сороковые годы прошлого века.
Коммунальная сплоченность евреев как в Палестине, так и в рассеянии после исхода из Палестины и была, вероятно, одной из причин того, что христианство среди них имело мало успеха. Разрушение Иерусалимского храма римлянами привело к тому, что евреи еще больше сплотились. Приверженность евреев к своему храму и Иерусалиму перешла к синагоге и общине. Позднее, когда христианская церковь стала обладать большой силой, достаточной, чтобы загнать евреев в гетто, — этим она обеспечила им еще большую сплоченность и тем самым, не желая того, обеспечила существование иудаизма на долгие времена. Наступившее позднее Просвещение подорвало ортодоксальный иудаизм и стены гетто. Неожиданно — пожалуй, впервые со дней Иова и Екклезиаста — еврей почувствовал себя страшно одиноким во враждебном мире. Коллектива, с которым он мог бы сжиться и раствориться в нем, не было. Синагога и община к тому времени захудали, стали безжизненными, а двухтысячелетние традиции и предрассудки мешали еврею совсем слиться с нееврейским общественным коллективом. Таким образом,  современный еврей превратился в наиболее автономную личность, а потому — и в наиболее неудовлетворенную. Неудивительно, что массовые движения в новое время часто находят в еврее готового новобранца. По той же причине евреи, убегая от неудовлетворенности, наполняли и другие дороги — переселения, эмиграции и других метаний и поисков. Еврей страстными усилиями старался доказать ценность своей личности и в материальных достижениях, и в творческой работе. Правда, своими собственными усилиями он мог создавать одно маленькое подобие коллективности, а именно — семью, — и он пользовался этой возможностью, насколько хватало сил. Но это единственное убежище европейского еврея сжег Гитлер в концлагерях и  газовых камерах. Вот почему сегодня, больше чем когда бы то ни было, еврей, особенно в Европе, представляет собой идеал потенциального новообращенного. И кажется просто провиденциальным, что сионизм оказался под рукой у еврея в его черный час, чтобы заключить его в свои коллективные объятия и излечить от индивидуальной изоляции. Израиль, действительно, редкое убежище: это — дом и семья, синагога и конгрегация, нация и революционная партия — все вместе…
То же самое и в случае с евреями: по их поведению в Европе невозможно было представить их поведение в Палестине. Политика британских колониальных чиновников в Палестине была логична, но не проницательна. Они рассуждали так: если Гитлер сумел истребить шесть миллионов евреев, не встретив при этом серьезного сопротивления, то будет не так уж трудно справиться с шестьюстами тысячами евреев в Палестине. Но они убедились, что евреи в Палестине, когда бы они туда ни попали, оказались страшными врагами: храбрыми, стойкими и находчивыми. Еврей в Европе стоял перед врагом одинокой, изолированной личностью, живой пылинкой в вечном «Ничто». В Палестине — он чувствовал себя не человеческим атомом, а членом вечной расы, с  историческим прошлым и захватывающим дыхание будущим.
Интересно, что евреи, покорно шедшие на убой в гитлеровской Европе, отчаянно боролись в Палестине. И хотя говорят, что в Палестине они сражались потому, что у них не было иного выхода — иначе арабы перерезали бы им всем горла, — тем не менее верно, что их отвага и готовность к самопожертвованию были не от отчаяния, а от горячей заботы возродить свою древнюю страну и древний народ. И они, действительно, умирали за города, еще не построенные, за сады, еще не посаженные…
В мае 1968-го, через год  после окончания Шестидневной войны в «Лос-Анджелес Таймс» выходит статья Хоффера «Специфическое положение Израиля». 


Евреи — своеобразный народ: то, что разрешено другим, евреям запрещено. Другие народы изгоняли тысячи, даже миллионы людей, но проблемы беженцев для них не существовало. Занималась этим Россия, Польша и Чехословакия делали то же самое, Турция вышвырнула миллион греков, а Алжир — миллион французов. Индонезия изгнала Бог знает сколько китайцев — и никто не проронил ни слова по поводу беженцев.
Но в случае с Израилем перемещенные арабы стали вечными беженцами. Все настаивают на том, что Израиль обязан принять назад всех арабов до последнего. Арнольд Тойнби назвал перемещение арабов большим злом, чем все зверства нацистов.
Другие страны, победив на поле боя, всегда диктовали условия мира. Но когда побеждал Израиль, он должен был умолять о мире. Все ожидают, что единственными подлинными христианами в этом мире должны быть евреи.
Другие страны, будучи побежденными, выживали и восставали вновь, но если бы Израиль проиграл войну, он был бы уничтожен полностью. Если в июне прошедшего года Насер оказался бы победителем, он стер бы Израиль с лица Земли, и никто не шевельнул бы и пальцем, чтобы спасти евреев. Никакие обещания помощи евреям, данные любым правительством, включая и наше собственное, не стоят той бумаги, на которой они написаны.
Весь мир возмущается, когда погибают люди во Вьетнаме, или когда в Родезии казнят двух негров. Но когда Гитлер убивал евреев, никто не пытался протестовать. Шведы, которые готовы разорвать дипломатические отношения с Америкой из-за того, что мы делаем во Вьетнаме, не издали ни звука, когда Гитлер уничтожал евреев. Но зато они посылали ему первоклассную железную руду и шарикоподшипники и помогали перевозить войска по железной дороге в Норвегию.
Евреи одиноки в этом мире. Если Израилю суждено выстоять, это произойдет только благодаря их собственным усилиям. Но, тем не менее, именно Израиль является нашим единственным надежным союзником, не выдвигающим никаких предварительных условий. Мы можем рассчитывать на Израиль больше, чем Израиль — на нас. И нужно только попытаться представить себе, что случилось бы, если бы прошлым летом в войне победили арабы и стоящие за их спиной русские, чтобы понять, насколько важным является выживание Израиля для Америки и для Запада в целом.
У меня есть предчувствие, которое не оставит меня никогда — то, что происходит с Израилем, то ожидает и всех нас. Если же Израиль погибнет, уделом нашим станет Катастрофа. 
Даже став почетным профессором университета в Беркли, Хоффер проводил лекции в рабочей одежде и являлся на заседания ученого совета после тяжелой физической работы в порту. Он прожил всю жизнь в одиночестве, но никогда не тяготился им. Он говорил, что подлинная тоска и одиночество заключаются в неспособности быть наедине с самим собой и думать самостоятельно.
В 1982 году президент Рейган вручил Эрику Хофферу Президентскую Медаль Свободы (Presidential Medal of Freedom) — высший правительственный знак отличия, который может получить гражданское лицо в США.
21 мая 1983-го года Эрика Хоффера не стало.